Бор

Утро в сосновом бору

Бор — общеупотребительное название светлого леса, чаще всего соснового, расположенного на проницаемых песчаных, супесчаных и легкосуглинистых почвах, в отличие от сырых сосновых лесов, которые произрастают в низинах и на болотах. На более плодородных супесчаных и суглинистых почвах боры в своём составе могут иметь две или три породы деревьев, например, сосна с елью, сосна с дубом, сосна с липой и лещиной. В Толковом словаре В. И. Даля бор — это «сосновый или еловый лес по сухой почве, по возвышенности». Изредка в литературе можно встретить такие явления, как дубовый бор или бор-беломошник. В борах обычно нет подлеска, но иногда встречаются рябина, можжевельник и другие невысокие деревья и кустарники.

По типу экологической системы различают: сухой бор, характерный для дюн, холмов и плато (лишайниковый, вересковый и др.); свежий бор, растущий на склонах (брусничник, черничник и др.) и сложный бор, расположенный на более плодородных почвах с примесью липы, лещины и других пород. Ленточными борами называются сосновые леса, тянущиеся полосами вдоль русла рек по песчаным отложениям.

Бор в прозе

Знакомые о ней жалели и за глаза толковали то и другое; молодые парни перестали на нее заглядываться, а девушки ей завидовать. Услужливые старушки советовали ей идти к колдуну, который жил за Днепром, в бору, в глухом месте: он-де скажет тебе всю правду и наставит на путь, на дело! Горе придает отваги: Горпинка откинула страх и пошла. Осенний ветер взрывал волны в Днепре и глухо ревел по бору; желтый лист, опадая с деревьев, с шелестом кружился по дороге, вечер хмурился на дождливом небе, когда Горпинка пошла к колдуну. Что сказал он ей, никто того не ведает; только мать напрасно ждала ее во всю ту ночь, напрасно ждала и на другой день, и на третий: никто не знал, что с нею сталось!

— Орест Сомов, «Русалка», 1829

Жилище несчастных любовников лежало на берегу Москвы-реки. На противной стороне закрывался небосклоном шумный сосновый бор, из которого протягивалась на немалое расстояние прямая аллея и примыкала к древнему саду с кладбищем. Спасская лужайка служила опушкою сему бору и красилась лесочком, в котором дрожащие осины, сплетшись дружно с могучим вязом, образовали уединенный круг. Здесь в сумраке вечера бродил всякой день Леонс; сюда-то уносил он от взоров людей, равнодушных к его горестям, сюда-то уносил он страсть безнадежную. Часто заря заставала слезы на глазах его; иногда под окнами милой Агаты слышимы были звуки любимой песни.

— Иван Лажечников, «Спасская лужайка», 1838

Все породы дерев смолистых, как-то: сосна, ель, пихта и проч., называются красным лесом, или краснолесьем. Отличительное их качество состоит в том, что вместо листьев они имеют иглы, которых зимою не теряют, а переменяют их исподволь, постепенно, весною и в начале лета; осенью же они становятся полнее, свежее и зеленее, следовательно встречают зиму во всей красе и силе. Лес, состоящий исключительно из одних сосен, называется бором. Все остальные породы дерев, теряющие свои листья осенью и возобновляющие их весною, как-то: дуб, вяз, осокорь, липа, берёза, осина, ольха и другие, называются чёрным лесом, или чернолесьем. К нему принадлежат ягодные деревья: черёмуха и рябина, которые достигают иногда значительной вышины и толщины. К чернолесью же надобно причислить все породы кустов, которые также теряют зимой свои листья: калину, орешник, жимолость, волчье лыко, шиповник, чернотал, обыкновенный тальник и проч. Красный лес любит землю глинистую, иловатую, а сосна ― преимущественно песчаную; на чистом чернозёме встречается она в самом малом числе, разве где-нибудь по горам, где обнажился суглинок и каменный плитняк. Я не люблю красного леса, его вечной, однообразной и мрачной зелени, его песчаной или глинистой почвы, может быть, оттого, что я с малых лет привык любоваться весёлым разнолистным чернолесьем и тучным чернозёмом.

— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

Хотелось бы мне описать мою прелестную долину, благоухающую ароматами растений, красивый бор, густой и влажный, пересечённый речкой Бьевр, дворец фей с колоннами, затянутыми хмелем, скалистые холмы, все красные от вереска, где было так приятно посидеть. Да, постоянно, с глубокой благодарностью я буду вспоминать о лесе; из всех знакомых уголков это мой самый любимый, и в нём я чувствовал себя наиболее счастливым.…

— Пьер Кюри, из дневниковых записей 1879 года

К лесу многие питали почти суеверный страх. Если случалось, бывало, в одной из окрестных деревень, что какая-нибудь крестьянка хватится вечером своего ребенка, первое, что придет ей в голову, ― это то, что он в бору заплутался, и начнет она голосить по нем, как по мертвому. Ни одна горничная в доме Круковских не решилась бы пойти в лес одна без спутника; но обществом, особенно в сопровождении молодых лакеев, они, конечно, охотно бегали в лес. Отважная гувернантка англичанка, страстно любившая моцион и длинные прогулки, отнеслась сначала свысока ко всем рассказам про лес, которыми стали пугать ее тотчас по ее приезде к Круковским, и решила, что будет ходить в лес гулять, что бы пугливые бабы про него не болтали. Но когда однажды осенью, отойдя одна со своими воспитанницами на расстояние не более часа от дома, она вдруг услышала в лесу треск и вслед за тем увидела огромную медведицу, которая с двумя медвежатами переходила через дорогу, в шагах пятидесяти от нее, ― она должна была сознаться, что не все преувеличено в рассказах про лес, и с тех пор и она не стала отваживаться уходить далее опушки иначе, как в сопровождении кого-нибудь из лакеев. Но не все только страшное приходило из леса. Были в нем неисчерпаемые запасы всякого добра.

— Софья Ковалевская, «Воспоминания детства», 1890

— Действие происходит в Московской губернии, в одном из ее северных уездов. Природа тут, должен я вам сказать, удивительная. Усадьба наша находится на высоком берегу быстрой речки, у так называемого быркого места, где вода шумит день и ночь; представьте же себе большой старый сад, уютные цветники, пасеку, огород, внизу река с кудрявым ивняком, который в большую росу кажется немножко матовым, точно седеет, а по ту сторону луг, за лугом на холме страшный, темный бор. В этом бору рыжики родятся видимо-невидимо, и в самой чаще живут лоси. Я умру, заколотят меня в гроб, а всё мне, кажется, будут сниться ранние утра, когда, знаете, больно глазам от солнца, или чудные весенние вечера, когда в саду и за садом кричат соловьи и дергачи, а с деревни доносится гармоника, в доме играют на рояле, шумит река — одним словом, такая музыка, что хочется и плакать и громко петь.

— Антон Чехов, «Ариадна», 1895

Возвышенное настроение продержалось у Гоголя еще некоторое время, когда они, вытащив человек на сушу, вскарабкались на крутой берег и из-под палящего зноя окунулись в тенистую сень векового дубового бора. — Чистый нектар! — говорил Гоголь, углубляясь в чащу и полною грудью впивая в себя лесной аромат. — А что бы вы, Алексей Петрович, изобразили на этом фоне? Он указал вверх на безоблачное небо, ярко синевшее, как в темной рамке, между кудрявыми верхушками деревьев. — Воздушную фею, — был ответ. — А я изобразил бы лешего или запорожца в красном жупане, в широких, как море, шароварах… Да не отдохнуть ли нам?

— Василий Авенариус, «Гоголь-студент», 1898

― Эге, это я знаю! Хорошо знаю, как дерево говорит… Дерево, хлопче, тоже боится… Вот осина, проклятое дерево, все что-то лопочет, ― и ветру нет, а она трясется. Сосна на бору в ясный день играет-звенит, а чуть подымется ветер, она загудит и застонет. Это еще ничего… А ты вот слушай теперь. Я хоть глазами плохо вижу, а ухом слышу: дуб зашумел, дуба уже трогает на поляне… Это к буре. Действительно, куча невысоких коряжистых дубов, стоявших посредине поляны и защищенных высокою стеною бора, помахивала крепкими ветвями, и от них несся глухой шум, легко отличаемый от гулкого звона сосен. <...> А вот, все равно, как и теперь: сначала сосна застонет на бору… То звенит, а то стонать начнет: о́- ох-хо-о… о́- хо-о! ― и затихнет, а потом опять, потом опять, да чаще, да жалостнее. Эге, потому что много ее повалит хозяин ночью.

— Владимир Короленко, «Мороз», 1901

Кто будет в Ливадии, тот, конечно, сам досыта набродится по ее паркам, увидит богатство ее тропических растений, фонтанов, статуй, цветников; но, может быть, не всякий узнает и не всякий соберется посетить ту часть Ливадии, которая, по-моему, интереснее всех других. Вправо от почтовой дороги, вверх к Яйле, поднимаются зеленые, лесные крутизны, принадлежащие также Ливадии и переходящие постепенно в густой сосновый бор, покрывающий Яйлу. На этих альпийских высотах устроена ферма Императрицы, и воспитывается стадо дорогих швейцарских коров. <...> Наконец последние ряды сосен расступились… вы очутились над обрывом.

— Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)» (Глава XVI), 1902

У таких вероисповедников всякое дерево в заповедных рощах, поваленное бурей, считается признаком несчастья для ближайшего окольного люда. Деревья в них с нависшими ягелями, украшающими их наподобие висячих бород, тоже попали, в качестве избранников, в религиозный культ и воспламенили воображение сказочников. Подобного рода деревьями, покрытыми до самой вершины мхом, и в самом деле оживляющими угрюмые хвойные леса, придавая им в то же время внушительный вид долговечности и обилия — украшаются жилища и владения богов и их избранников и любимцев – храбрых и могучих богатырей. Той же участи удостоилась в особенности ель, вообще стоя́щая, по своим внутренним качествам, ниже сосны, но наружным видом выражающая высшую степень строгости, спокойствия и торжественности. Впрочем, среди православного русского люда место ели, по необъяснимым причинам, и едва ли не по простой случайности, заступили другие деревья и преимущественно сосна. Практическому великорусскому племени пришлись по вкусу сухие сосновые боры, как наиболее удобные места для жительства. Поэтому и выбор священных деревьев, естественным образом, стал падать на сосны. От постройки часовен с постановкою в них образов зависело то обстоятельство, что известные участки сосновых лесов становились через то священными, в смысле недозволенных к вырубке, обязательных к охранению, заповедных. От явлений св. икон (исключительно Богоматери) на ветвях, или у корней деревьев, подобно Костромской, Федоровской и Курской Коренной, самые деревья признавались святыми, но уже не в охранительном смысле заповедных, а таких, из которых сооружались престолы алтарей, созидаемые на местах явлений. В южной части Череповецкого уезда обращает на себя внимание обилие таких сосновых рощ, где часовни являются показателями полного запрещения вырубок, и в трёх волостях заповедь эта усилена ещё тем, что здесь не дозволяются хороводы и всякие сходки для каких-либо весёлых развлечений. За срубленное дерево, или осквернение чем-нибудь всей рощи предполагается скорое и несомненное возмездие, в виде слепоты и иных болезней, и даже смерти. Около деревни Острова сберегается сосновая роща, в которой устроено теперь несколько ям-«морянок» для пережигания угля, но первый крестьянин, дерзнувший положить почин этому лесному промыслу, ослеп.

— Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903

Пока наши бабы пекли хлеб, я всем организмом отдался блаженному отдыху, целый день пробродив по окрестным варакам и лесам. Как характерен лапландский сосновый бор! Деревья довольно редки и солнце пронизывает весь лес, покрывая светлый ягель причудливым узором теней. Но что особенно поражает ― это мёртвая тишина, которая царит весной в лесу, конечно в тихую, безветренную погоду. В лесах средней и лесной полос России, как бы безветренно ни было, в лесу всегда можно уловить звуки. То птица где-нибудь перелетит с одной ветви на другую, то какая-нибудь букашка переползёт с места на место, одним словом всегда чувствуется дыхание жизни.

— Владимир Визе, «Из путевых заметок по реке Умбе», 1912

Девятого ходили перед вечером, после дождя, в лес. Бор от дождя стал лохматый, мох на соснах разбух, местами висит, как волосы, местами бледно-зелёный, местами коралловый. К верхушкам сосны краснеют стволами, — точно озарённые предвечерним солнцем (которого на самом деле нет). Молодые сосенки прелестного болотно-зелёного цвета, а самые маленькие — точно паникадила в кисее с блестками (капли дождя). Бронзовые, спа́леные солнцем веточки на земле. Калина. Фиолетовый вереск. Чёрная ольха. Туманно-синие ягоды на можжевельнике.

— «Устами Буниных», 12 августа 1912 года

Там бор, подстеленный зелёным мохом, сосны в солнечном свете стоят золотые, мох внизу, как лунный свет. Тишина не такая, как в дачных борах: ведь и там в заутренний час тоже тихо, но тишина там искусственная и зависимая, то вдруг свистнет паровоз, то петух закричит, тут тишина самостоятельная, через окружающие болота никакие звуки со стороны невозможны. Я дошел до Власовских полей, мужики убирали луга. Я спросил, где тут мох, в смысле мох, где водятся птицы (у меня была Нерль). Мужик ответил вопросом: «Тебе много надо моха?»

— Михаил Пришвин «Дневники», 1929

Приглядевшись, мы увидели, что у нижнего конца стрелы, там, где положено быть наконечнику, прикреплен к дереву железный колпачок, наполненный белой массой, похожей на топленое свиное сало. В иных колпачках белые комочки его плавали в скопившейся дождевой воде. Тогда память подсказала читанное в книгах и даже стихах слово «живица». Соседняя сосна оказалась с таким же знаком, и третья, и четвертая… Всмотревшись в глубину, мы увидели, что теперь все сосны несут на себе изображение огромной стрелы, а просматривался бор далеко, взгляд охватывал сразу сотни деревьев. Через некоторое время мы заметили девушку в легком, свободном платье без пояска, в косынке, надвинутой на глаза. Она ходила с ведром от дерева к дереву, задерживаясь у каждой сосны не более чем на полминуты. Подойдя ближе, мы увидели, что тупоносым ножом она вычищает из железных колпачков белое сало и складывает его в бадью. Когда бадья отяжелела, девушка пошла к крохотной земляночке, едва заметной даже вблизи, и выложила там содержимое бадьи в бочку. Мы хотели разузнать у сборщицы живицы побольше подробностей о ее ремесле, но она ничего не стала рассказывать, может быть, испугалась незнакомых людей в бору...

— Владимир Солоухин, «Владимирские просёлки», 1957

Я стал думать: как теперь пойдет жизнь? Дружков не будет ― они, говорят, все тут хулиганистые; еще надают одному-то. Речки тоже нету. Она есть, сказывал папка, но будет далеко от нас. Лес, говорит, рядом там, говорит, корову будем пасти. Но лес не нашенский, не острова ― бор, ― это страшновато. Да и што там, в бору-то? ― грузди только. Тут вдруг в хозяйской половине забегали, закричали… Я понял из криков, что Славка засадил в ухо горошину. Всем семейством они побежали в больницу.

— Василий Шукшин, «Из детских лет Ивана Попова», 1966

В пору цветения, если тронуть сосну, она окутывается золотистым душистым облаком пыльцы. Вскоре появятся на ней ярко-зелёные лаковые шишки, которые впоследствии расщербинятся, потеряют семена и упадут на землю. Тогда их можно собирать ― годятся разводить самовар. Если сосна растёт на отшибе от леса, то дерево будет низкорослое, узловатое, распространяющее во все стороны длинные мохнатые ветви. Ствол такого дерева не только узловатый, но и кривой, сучья ― один короче, другой длиннее, один пушистее, другой суше. Не то в лесу. Когда сосны растут близко друг к дружке рощей или бором, каждое дерево тянется вверх, к солнцу, старается перерасти своих соседей, но и соседи тоже не отстают. Нижние сучки у таких деревьев отсыхают и падают на землю. Дерево вытягивается длинное и ровное, как струна или свеча. Высоко вверх, кажется, что под белые облака поднимают сосны тёмно-зелёные матовые облачка своих крон. Тогда говорят — строевой лес, а в пору полной зрелости — корабельная роща. Вокруг молодых сосенок — зелёная трава, лесные цветы, в старом лесу — белый мох, черника, папоротник. Под молодыми сосенками бесполезно искать белые грибы — боровики, в бору-беломошнике или в бору-черничнике не встретить маслят. Всему своё время. Даже воздух, знаменитый сосновый воздух не один и тот же. В молодых сосенках более пахнет нежной смолой зелёных игл, в старых соснах — зрелой терпкой смолой древесины. В молодых сосенках — привкус солнца, в старом бору — привкус сырости, влаги. Не знаю, где лучше и что было бы можно предпочесть. Маслёнок выбрал себе молодые сосенки и водится преимущественно около них. Если же встречается среди взрослых сосен, то в редколесье, в сильно изреженном лесу, про который даже и не скажешь, что это лес, но просто — сосны.

— Владимир Солоухин, «Третья охота», 1967

― Боже, а я не узнала! ― воскликнула с радостью Зоя. ― Да мы подошли к ней с другой стороны. Сосны редели, и открывались солнечные ржаные поля. Да, мы всегда входили в бор с другой стороны, в эти места обычно не заходили, и мы не в Иришину деревню пойдём, а хлебами, полями отправимся к дедку на хутор. Это ведь с его пасеки за взятком сюда в августе пчёлы летят. ― Начнут брать, когда вереск зацветёт. Тут в августе, ― говорил Кире брат, ― вереск до того полон мёда, что даже брызжет на сапоги, когда по нему идёшь. <...> ― Если идти вдвоём бором, чудесно, только деревья и пчёлы, никого кругом нет, а вереск уже, наверно, расцветать начал. Там, друг друга обняв, они гуляют, а вереск цветёт, и над ними пчёлы летают, ― выдумывала она. Когда-то я любил с нею в беседке так мечтать, и это я начал выдумывать всякие чудеса.

— Леонид Зуров, «Иван-да-марья», 1969

Бор в поэзии

	Бор сосновый в стране одинокой стоит; В нём ручей меж деревьев бежит и журчит. Я люблю тот ручей, я люблю ту страну, Я люблю в том лесу вспоминать старину.
	— Алексей Толстой, «Бор сосновый в стране одинокой стоит…», 1840-е

	Труба пастушья поутру Ещё не пела звонко, И в завитках ещё в бору Был папоротник тонкий.
	— Алексей Толстой, «То было раннею весной…», 1871

	Въезжают они во трепещущий бор, Весь полный весеннего крика; Гремит соловьиный в шиповнике хор, Звездится в траве земляника; Черёмухи ветви душистые гнут, Все дикие яблони в цвете; Их запах вдыхаючи, мыслит Канут: «Жить любо на Божием свете!»
	— Алексей Толстой, «Канут», 1872

	С какою радостию чистой Я вновь встречал в бору сыром Кувшинчик синий и пушистый С его мохнатым стебельком...
	— Алексей Толстой, «Во дни минувшие бывало...», 1880-е

	В ночной полумгле, в атмосфере Пьянящих, томящих духов, Смотрел я на синий альков, Мечтал о лесах криптомерий. И вот — я лежу в полусне На мху первобытного бора; С мерцаньем прикрытого взора Подруга прильнула ко мне.
	— Валерий Брюсов, «В ночной полумгле, в атмосфере...» (из цикла «Криптомерии», сборник «Chefs d’oeuvre, 1913»), 1895

	Мох, да вереск, да граниты… Чуть шумит сосновый бор. С поворота вдруг открыты Дали синие озёр.
	— Валерий Брюсов, «Вереск», 1905

	Но чуть рассвет затеплится над бором, Прокрякает чирок в надводном тростнике, ― Болото мертвое немеренным простором Тебе напомнит вновь о смерти и тоске.
	— Николай Клюев, «Холодное, как смерть, равниной бездыханной...», 1907

	Верески под листвьем спали, Бор зелёный гнулся, Где-то ныли в тёмной дали Журавли да гуси.
	— Янка Купала, (пер. Брюсова), «По лесам как зацветали…», 1911

	Сказка! Старая сказка — с её огнецветными далями! Сказка! Старая сказка: в задумчиво-тёмном бору С нашей детскою радостью, с нашими снами-печалями, Мы куда-то бредём, мы куда-то скользим поутру.
	— Надежда Львова, «Старая сказка», 1912

	Солнце светит горячей, В лес отправимся скорей. На лужайке ― погляди-ка! ― Поспевает земляника! Погуляю я в бору, Земляники наберу.
	— Глеб Глинка, «Лето» [Времена года, 3], 1929

	Плачу над грушей дюшес, Сгорбилась в горе великом: Где ты, родимый мой лес, Папоротник, земляника! Право, смешной разговор: Я разлюбила бананы. Бор мой, сосновый мой бор, Запах медовый и пряный! Склоны отвесные гор… Нет, уж не песней, а криком: ― Бор мой, сосновый мой бор, Папоротник, земляника!..
	— Марианна Колосова, «Бор мой», 1930-е

	Усыпи меня, сон-трава, На опушке в сухом бору. Ах, ещё далека Москва! Белый дым плывёт на ветру.
	— Анатолий Жигулин, «Сон-трава», 1956

	Мы не замечали ни грибной прохлады, Ни привычной с детства боровой отрады, Тишины закатной северных лесов. Мы бежали ― гибель нас искала, Торопилась, путь пересекала, Реяла вечернею совой.
	— Борис Нарциссов, «Бегство», 1958

Пословицы и поговорки

Всякая сосна своему бору шумит (своему лесу весть подаёт). — Русская пословица

Бор сожгли, а соловушка по гнездышку плачет. — Русская пословица

В бор не по груши — по еловы шишки. — Русская пословица

Это нашего поля (бора) ягода. — Русская пословица

См. также

• Лес
• Сосна
• Дуб
• Ель
• Мох
• Лишайник
• Дождевой лес
• Степь
• Пустыня